Всю внешнюю его жизнь составляла политика и светские увеселения. Дипломатия, цензура, публичные выступления, чины и награды, свидетельствующие о высочайшем признании его заслуг – и бесконечные великосветские салоны, рауты, приемы… Лишь только этот невзрачный, небрежно одетый, неуклюжий и рассеянный человек начинал говорить, он моментально становился центром любой компании. Даже будучи в преклонных летах, он неизменно вызывал благоговение и восхищение у представительниц противоположного пола.

В 1843 году произошел важный поворот в жизни Ф.И. Тютчева: он познакомился с могущественным начальником III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии А.Х. Бенкендорфом. Итогом их доверительных бесед стала поддержка императором Николаем I всех начинаний Федора Ивановича в рамках широкой кампании по созданию позитивного облика России на Западе. Дипломату были позволены даже самостоятельные выступления в печати по политическим проблемам взаимоотношений между Европой и Россией, что являлась свидетельством широкого кредита доверия в общем импульсивному дипломату.

В те годы на Западе большой интерес вызвала книга французского маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году». Гостеприимно принятый в Санкт-Петербурге маркиз в своем труде нещадно обличал Россию – с ненавистью и презрением. Озвучил он и тайные планы Запада против России. «Этот коварный замысел, — писал маркиз, — берет свое начало от эпохи Наполеона. Прозорливый корсиканец видел опасность, грозящую Европе от растущей мощи русского колосса, и, желая ослабить страшного врага, прибегнул к силе идей…

Он послал в Петербург под предлогом помочь осуществлению планов молодого монарха, целую плеяду политических работников – нечто вроде переодетой армии, которая должна была тайком расчистить путь для наших солдат. Эти искусные интриганы получили задание втереться в администрацию, завладеть, прежде всего, народным образованием и заронить в умы молодежи идеи, противные политическому символу веры страны, вернее, ее правительства…».

Тютчев негодовал: Россия, освободившая Европу от наполеоновского господства, «в благодарность» подвергается постоянным враждебным нападкам европейской печати. Маркизу де Кюстину он отвечать не стал, зато написал Гюставу Кольбу, редактору влиятельного немецкого журнала:

«Истинный защитник России – это история, ею в течение трех столетий неустанно разрешаются в пользу России все испытания, которым подвергает она свою таинственную судьбу».

Ф.И. Тютчев замечал, что политика раздоров и вражды, проводимая против России, способна принести лишь горькие плоды. «И вот тогда-то, милостивый государь, — писал он немецкому редактору, — вы слишком дорого заплатите за то, что однажды были к нам несправедливы».

По прибытии в Санкт-Петербург Тютчев возвратился в Министерство иностранных дел и с 1848 года занял должность старшего цензора, а еще через 10 лет – 17 апреля 1858 года – был назначен председателем Комитета иностранной цензуры. На этом посту Федор Иванович прослужит 15 лет, вплоть до своей кончины. Более чем удавшаяся карьера, успехи в светской жизни (высшее общество восхищается остроумием поэта и его красноречием, умиляется его простотой), кажется, не приносят душе Тютчева умиротворения и покоя.

И.С.Аксаков утверждал: «…томился он внутренним раздвоением и душевными муками. Ум сильный и твёрдый – при слабодушии, при бессилии воли, доходившем до немощи; ум зоркий и трезвый – при чувствительности нервов самой тонкой, почти женской, – при раздражительности, воспламенимости, одним словом, при творческом процессе души поэта, со всеми её мгновенно вспыхивающими призраками и самообманом; ум деятельный, не знающий ни отдыха, ни истомы – при совершенной неспособности к действию, при усвоенных с детства привычках лени, при необоримом отвращении к внешнему труду, к какому бы то ни было принуждению; ум постоянно голодный, пытливый, серьёзный, сосредоточенно проникающий во все вопросы истории, философии, знания; душа, ненасытно жаждущая наслаждений, волнений, рассеяний, страстно отдававшаяся впечатлениям текущего дня…».

Стихи он воспринимал не как профессию и не как ремесло, а как отдушину, уход от всего земного и попытку побыть наедине с самим собой. Источник поэтического творчества не оскудевал в его душе до последних дней, но ум всегда и всецело был занят только политикой. Эту раздвоенность Федор Иванович перенес и в свои стихи.

От жизни той, что бушевала здесь,
От крови той, что здесь рекой лилась,
Что уцелело, что дошло до нас?
Два-три кургана, видимых поднесь...

Да два-три дуба выросли на них,
Раскинувшись и широко и смело.
Красуются, шумят, — и нет им дела,
Чей прах, чью память роют корни их.

Природа знать не знает о былом,
Ей чужды наши призрачные годы,
И перед ней мы смутно сознаем
Себя самих — лишь грезою природы.

Поочередно всех своих детей,
Свершающих свой подвиг бесполезный,
Она равно приветствует своей
Всепоглощающей и миротворной бездной.

Источники: Кириллова, Людмила “Истинный защитник России – это история” — ко дню рождения Федора Тютчева / Людмила Кириллова // Правмир, 2018. — Текст : электронный. — URL: https://www.pravmir.ru/istinnyiy-zashhitnik-rossii-eto-istoriya-ko-dnyu-rozhdeniya-fedora-tyutcheva/. — (дата обращения: 05.12.2023);

Тахо-Годи, Елена Аркадьевна «…И так легко не быть!» / Елена Тахо-Годи // Горький Медиа, 2023. — Текст : электронный. — URL: https://gorky.media/context/i-tak-legko-ne-byt/. — (дата обращения: 05.12.2023)

Когда началась Первая мировая война, Николай не только остро переживал, что гибнет цвет нации, но и всячески боролся за то, чтобы это «безобразие» прекратить. Кочкуров отправляется на фронт агитировать солдат в духе большевистского: «Штыки — в землю».

На фронте он начал вести дневник, в который записывал увиденное, услышанное, прочувствованное. Он писал хлестко, быстро, не очень-то заботясь о какой-то сюжетной линии. Писал историю своих современников. Несколько лет спустя, когда Николай Кочкуров (тогда уже Артем Веселый, это один из нескольких его псевдонимов) задумал что-то «подправить», чтобы все выглядело «политературнее», но понял, что все должно оставаться как есть.

«…Грозен — в багровых бликах — закатывался тысяча девятьсот шестнадцатый год. Серп войны пожинал жизни колосья. Церкви и мечети, кирки и костелы были переполнены плачущими, скорбящими, стенающими, распростертыми ниц.

Катили эшелоны с хлебом, мясом, тухлыми консервами, гнилыми сапогами, пушками, снарядами… И все это фронт пожирал, изнашивал, рвал, расстреливал. В клещах голода и холода корчились города, к самому небу неслись стоны деревень, но неумолкаючи грохотали военные барабаны и гневно рыкали орудия, заглушая писк гибнущих детей, вопли жен и матерей.

Горе гостило, и беды свивали гнездо в аулах Чечни и под крышей украинской хаты, в казачьей станице и в хибарках рабочих слободок. Плакала крестьянка, шагая за плугом по пашне. Плакала горожанка, уронив голову на скорбный лист, на котором — против дорогого имени — горело страшное слово: «Убит». Рыдала фламандская рыбачка, с тоскою глядючи в море, поглотившее моряка. В таборе беженцев — под телегою — рыдала галичанка над остывающим трупом дитяти. Не утихаючи вихрились вопли у призывных пунктов, казарм и на вокзалах Тулона, Курска, Лейпцига, Будапешта, Неаполя».

Это отрывок из начала его книги «Россия, кровью умытая» — суровой, непричесанной правды о войне. Книги, которая одинаково нравилась всем. И большевикам, и тем, кто после 1919−1920 годов оказался вне России.

В марте 1917 года Николай Кочкуров становится большевиком. После октября он вновь агитатор при Самарском общегородском комитете РКП (б).

 В то время пришлось Н.И. Кочкурову взяться за оружие. Он участвовал в боях с восставшим чехословацким корпусом. Был ранен, попал в больницу, его кто-то узнал и выдал. Писателем Кочкуров мог и не стать, если бы не сбежал от белочехов, выпрыгнув из окна госпиталя.

А несколькими неделями ранее Николая собирались расстрелять чекисты. Одновременно с агитационной работой пока еще не Артем Веселый сотрудничал в нескольких самарских газетах. Как человек, не признающий несправедливости, он написал статью «О злоупотреблениях ЧК и советских органов». «Спас» его мятеж, который поднял 45-тысячный чехословацкий корпус. Фортуна улыбалась веселому Кочкурову. Может быть, и псевдоним поэтому взял — Артем Веселый. Правда, веселье чаще всего было сквозь слезы.

А дальше снова бои, на этот раз против деникинцев. Открылась старая рана. Долечивался Кочкуров в Ефремове, здесь он выпускал газету «Красный пахарь». В том же 1919 году написал свою первую пьесу «Разрыв-трава».

По возвращении в Москву, в 1922 году, вместе с Александром Жаровым и Александром Безыменским организовал литературную группу «Молодая гвардия».

В 1924 году выходит повесть «Реки огненные». В ней видны основные черты литературной манеры автора. Он широко пользуется сказом. «Язык его очень богат провинциализмами, бытовыми речениями, выражениями профессиональных жаргонов. Герой, от имени которого ведется сказ, обычно представитель «вольницы» — партизан, солдат, бросающий фронт, матрос-махновец. Поэтому основа сказа Весёлого — крестьянская, и в нее вплетены слова солдатского, матросского, «блатного» жаргонов. Сказ «взволнован», приподнят. Густота его эмоциональной окраски — и в характерном обилии восклицаний и междометий, и в структуре убыстренной, отрывистой, задыхающейся фразы. Автор старается ее усилить внешними способами воздействия (шрифты, своеобразная разбивка отдельных строк и целых периодов, печатание их, например, в виде расширяющегося книзу треугольника и т. д.)», — читаем в «Литературной энциклопедии», 1929 года.

В Москве Весёлый упорно занимался самообразованием: «Работаю над собой лихорадочно, бешено! Сейчас очень много занимаюсь. Читаю, читаю, читаю, сплю не больше пяти часов», — писал он.

Своего жилья у него не было. Скитался по общежитиям, квартирам знакомых. Затем была служба на флоте. После демобилизации – вновь Москва, поступление в Литературно-художественный институт имени Брюсова.

Студент Кочкуров был человеком независимых взглядов. О прочитанном говорил то, что думал. Например, он всем советовал читать Велемира Хлебникова, о котором критики в лучшем случае не упоминали, либо упоминали в негативном свете.

Николай не только много читал, но и учился читать. В те годы – годы безбожия – многие удивлялись тому, что он никогда не расставался с Библией. Он считал: священная книга заложила основу всей литературы. Верующим Николая Ивановича нельзя назвать, но Библия его вдохновляла. А еще он постоянно читал «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля. По выражению одного из его друзей, «он впитывал в себя из этих томов русское слово – точное и образное».

В 1926 увидел свет роман «Россия, кровью умытая», который автор писал десять лет. Гланой темой его была – Россия, разбуженная революцией и бурями Гражданской войны, роста революционного сознания крестьян и солдат. Рисуя движение народных масс как могучий стихийный процесс, Весёлый не разглядел в нем организованную революционную силу, индивидуальные человеческие характеры, за что и поплатился.

28 октября 1937 года он был арестован, 8 апреля 1838 года он выслушал приговор: как главарь антисоветской террористической организации (куда входили практически все поэты Куйбышевской области) — смертная казнь. В тот же день Артем Веселый был расстрелян.

Арестам подверглись жены и дети писателя, причем Гайра и Заяра были арестованы уже после войны, 22 апреля 1949 года.

Благодаря стараниям Михаила Шолохова и Николая Асеева Артем Веселый был посмертно реабилитирован одним из первых — 7 марта 1956 года.

Пройдет несколько десятилетий и Заяра Весёлая снова окажется в Куйбышеве. На этот раз – в качестве почётного гостя на открытии Музея писателей Средней Волги. Она встречается с людьми, знавшими отца, записывает их воспоминания (см. книгу Заяры Веселой «7−35. Воспоминания о тюрьме и ссылке», изд. «Возвращение», Москва, 2006).

Пройдёт ещё время, история сделает крутой поворот, и  память о средневолжских рабоче-крестьянских писателях, певцах «простонародной революции», окажется ненужной, как и посвящённый им музей, здание которого займёт коммерческая фирма. Сегодня в Самаре нет ни улицы, ни памятника, ни хотя бы мемориальной доски – ничего, что напоминало бы о талантливом уроженце Запанского, внёсшем самарский колорит в большую литературу, о бескомпромиссном приверженце «босой правды» в творчестве и в жизни.

Но написанные им строки остаются и побуждают задуматься:

«Не десять, не двадцать и не тридцать годов живет каждый из нас. Десятки, сотни, тысячи, десятки и сотни тысяч веков за нашими спинами… И наши предки в своих натурах уже носили нас, и мы сейчас носим зёрна их характеров и привычек. В мирозданьи всё проходяще, всё текуче и всё вечно».

Источники: Москаленко, Юрий Артем Веселый: почему, вопреки псевдониму, жизнь писателя была нерадостной? / Юрий Москаленко // Школа Жизни, 2009. — Текст : электронный. — URL : https://www.shkolazhizni.ru/biographies/articles/30865/. — (дата обращения: 29.09.2023);

Ицкович, Михаил Поэт из Запанского. Самарские штрихи к портрету Артёма Весёлого к 120-летию писателя / Михаил Ицкович // Другой город, 2019. — Текст : электронный. — URL: https://drugoigorod.ru/artem_vesely/. — (дата обращения: 29.09.2023).

Борис Леонидович Пастернак был городским жителем, но с юных лет знал, что такое работа в огороде. В годы Гражданской войны вместе с сестрой он жил на даче у дяди Осипа Кауфмана в Касимове. Там они ухаживали за картошкой и другими овощами, помогали с засолкой на зиму.

С лета 1918 года частью бытовой жизни Б.Л. Пастернака стала совместная с родными огородная работа в Очакове под Москвой. Причины её были, конечно, «прозаическими» — угроза голода, но, как и большинство русских интеллигентов, поэт воспринял эти перемены как расширение своей поэтосферы. Вот как об этом пишет Е.Л. Пастернак в биографии поэта:

«Весной подняли и засеяли небольшой огород и в предчувствии голодной зимы растили овощи и картошку», «Борис Пастернак впервые оценил прелесть и обязательность работы на земле и мог с полным основанием сравнить труд земледельца, каждодневно возделывающего свой надел, с писательским»; «Именно здесь на огороде по воскресеньям, наработавшись за день на огороде, после вечерней поливки он написал цикл стихотворений «Тема с вариациями», в рукописи и первой публикации сопровождавшийся пометкой «Очаковская платформа Киево-Воронежской железной дороги»»

Своей дачей Б.Л. Пастернак обзавелся в 1936 году: его семье выделили дом в подмосковном поселке Переделкино. В письме отцу Борис Леонидович писал: «Это именно то, о чём можно было мечтать всю жизнь. В отношении видов, приволья, удобства, спокойствия и хозяйственности, это именно то, что… настраивало поэтически». Поэт сразу начал обустраивать там хозяйство. До обеда — писал и трудился над своими произведениями. В час дня спускался из кабинета в сад: возиться в огороде, окучивать картофель. Он срезал с яблонь сухие ветви, сжигал листья, привозил навоз и удобрял землю.

В одном из писем Леониду Осиповичу, Пастернак-младший повествует о двух бочках квашеной капусты и собранных помидорах. Автор «Доктора Живаго» тщательно следил за своим огородом, о чём свидетельствует упоминание об одном сухом лете, в которое Борис Леонидович поливал грядки каждый день. В другом письме Пастернак говорит о тощей морковной гряде, которую следует удобрить.

Дачные заботы и огород его успокаивали. Сегодня на территории Дома-музея Пастернака сохранились яблони, некогда посаженные писателем.

За любовь работать в огороде и саду современник Бориса Пастернака литератор Корнелий Зелинский называл его «гениальный дачник». Об увлечении писателя знали все соседи по Переделкину. Александр Фадеев в знак дружбы велел своему садовнику высадить на даче Пастернака несколько яблонь. Пастернак был очень тронут.

Невестка Пастернака рассказывала, что особенно хорошо на даче у него росли кабачки. Сам писатель их не любил, но раздавал урожай знакомым. Чаще всего Бориса Пастернака можно было увидеть с лопатой в руках: он сам перекапывал весь участок. В стихотворении «Летний день» поэт писал:

Я за работой земляной
С себя рубашку скину,
И в спину мне ударит зной
И обожжет, как глину.
Я стану где сильней припек,
И там, глаза зажмуря,
Покроюсь с головы до ног
Горшечною глазурью.

Любовь эта к физическому труду кормила семью в конце тридцатых – сороковые годы, когда стихи Бориса Пастернака не печатали. Занимался он только переводами и написанием своего романа. Писатель жил на даче и питался картошкой, которую сам вырастил.

Такую же любовь к земле он вложил и в Юрия Живаго («Георгий» — земледелец): московский доктор и «барчук», он в Варыкине и печь топил, и коня запрягал, и огород возделывал:

Солнце греет до седьмого пота,
И бушует, одурев, овраг.
Как у дюжей скотницы работа,
Дело у весны кипит в руках.
Чахнет снег и болен малокровьем
В веточках бессильно синих жил.
Но дымится жизнь в хлеву коровьем,
И здоровьем пышут зубья вил.

Источники: Мароши, Валерий Владимирович «О семантике личного имени Юрия Живаго» / В.В. Мароши // Новый филологический вестник. — 2013. — № 4 (27). — С. 35-45;

Соловьева, Мария Дачная культура: фермер Толстой, садовод Чехов и огородник Пастернак / Мария Соловьева // Культура.РФ, 2021. — Текст : электронный. — URL: https://www.culture.ru/materials/254562/dachnaya-kultura-fermer-tolstoi-sadovod-chekhov-i-ogorodnik-pasternak. — (дата обращения: 16.09.2023);

Как Борис Пастернак сажал картошку // Книжная аптека, 2022. — Текст : электронный. — URL: https://dzen.ru/b/YgSmIPLwp3LuSm57. — (дата обращения: 16.09.2023)

Александр Семёнович Кушнер родился 14 сентября 1936 года в Ленинграде. Отец будущего поэта подполковник С. С. Кушнер был военно-морским инженером.

«В моем довоенном детстве, когда мне было три-четыре года, мне все читали стихи, и няня, и мама, и отец. Жизнь и была стихами с самого начала. Великий Чуковский, да и Маршак тоже. А потом Пушкин, которого я просто боготворил», — делится сокровенным Александр Кушнер.

В 1954 году Александр окончил школу с золотой медалью, учился на факультете русского языка и литературы Ленинградского государственного педагогического института им. А. Герцена. В 1959—1970 годах преподавал в школе русский язык и литературу. В конце 1950-х — начале 1960-х входил в литературное объединение (лито) при Горном институте под руководством Глеба Семёнова. Стихи начал публиковать в 1956—1957 в ленинградских альманахах и периодических изданиях. В 1960 году стихи Кушнера вошли в «ленинградский» выпуск подпольного журнала «Синтаксис» и были перепечатаны на Западе в журнале «Грани». Первая книга стихов «Первое впечатление» была опубликована в 1962 году тиражом в 10 тысяч экземпляров. С 1970 года перешёл на профессиональную литературную деятельность. 

Поэт, автор более 50 книг стихов и ряда статей о современной и классической русской поэзии. Главный редактор «Библиотеки поэта», член редколлегий журналов «Звезда» и «Контрапункт». 

Для многих появление Кушнера на поэтическом небосклоне стало олицетворением новой эпохи — эпохи чистой поэзии, свободной от конъюнктуры и идеологических баталий. Юрий Казарин в статье «Часть вечности» делится своими впечатлениями от книги Александра Кушнера «Голос» и отмечает, что эти стихи «буквально спасли чистую поэзию, поэзию абсолютную…“поэзию поэзии”» (термин Н.В. Гоголя), — ту, которая есть в дереве, в космосе, в Боге, в воде, в человеке, в огне, в земле, в звере, в воздухе — в душе».

Детям адресованы его многочисленные сборники «Заветное желание», «Большая новость», «Что лежит в кармане?», «Город в подарок», «Велосипед», «Веселая прогулка», «Что я узнал!», «Как живете?», «Чтобы всех напугать». Стихи Александра Семёновича часто публиковали «Весёлые картинки» и «Костер».

Если пристально и с любовью изучать его творчество, становится очевидным: особым взглядом из детства подсвечены не только произведения, ставшие классикой детской литературы. Есть это свечение и в философских раздумьях, и в религиозных ощущениях поэта, в самых его зрелых и взрослых стихотворениях.

Евангелие от куста жасминового,
Дыша дождем и в сумраке белея,
Среди аллей и звона комариного
Не меньше говорит, чем от Матфея.

Так бел и мокр, так эти грозди светятся,
Так лепестки летят с дичка задетого.
Ты слеп и глух, когда тебе свидетельства
Чудес нужны еще, помимо этого.

Ты слеп и глух, и ищешь виноватого,
И сам готов кого-нибудь обидеть.
Но куст тебя заденет, бесноватого,
И ты начнешь и говорить, и видеть.

Для взрослого, во многом приземленного, усталого от будней человека мир объясним и груб, начисто лишен загадок и тайн. Для детей всё по-другому. Как ребенок, поэт видит главное достоинство бытия в его таинственности и непостижимости. Пока оно сохраняет это бесценное качество, есть радость и смысл в продолжении пути: «Ну, значит, можно жить ещё», – с облегчением выдыхает автор.

Кушнер пишет постоянно и, хотя безусловно целиком принадлежит русской поэтической традиции, остается совсем ни на кого не похожим. Мало кто из поэтов в возрасте был в такой замечательной поэтической форме, как он. «Стихи для меня – это способ жизни. «Мыслю – следовательно существую» – это Декарт, а я пишу стихи – следовательно существую», — рассказывает А.С. Кушнер. 

Паскаль мне советовал жить одиноко,
Наверное, он. Или Ларошфуко?
А может быть, оба — сурово и строго.
Вот книжная полка, проверить легко.

Мне кажется, я то же самое слышал
И от Лабрюйера, кого ни возьми —
Наказ одинаков: тем лучше, чем тише,
Почаще — с душою, пореже — с людьми.

Я так и живу. Но душа моя — это
Вместилище жизни, её новостей,
Прибежище Бога, хранилище света,
Пристанище мрака, любого предмета,
Деревьев, кустов. И людей, и людей.

Источники: Патронова, Валентина Стихи из детства Александра Кушнера: «Таинственна ли жизнь ещё?» / Валентина Патронова // Азбука воспитания, 2016. — Текст : электронный. — URL: https://azbyka.ru/deti/stihi-iz-detstva-aleksandra-kushnera-tainstvenna-li-zhizn-eshhjo. — (дата обращения: 13.09.2023);

Лучшие стихи Александра Кушнера // Формаслов : журнал о культуре, 2021. — Текст : электронный. — URL: https://dzen.ru/a/YW2hSowfu3fouCbM. — (дата обращения: 13.09.2023);

Парамонов, Борис Михайлович Желание быть голландцем / Борис Парамонов, Татьяна Вольтская, Александр Кушнер // Радио «Свобода», 2021. — Текст : электронный. — URL: https://www.svoboda.org/a/27984337.html. — (дата обращения: 13.09.2023)

Гавриил Романович Державин родился 14 июля 1743 года в родовом имении под Казанью — в Сокурах. Его родители были мелкопоместными дворянами, которые происходили от «Багрим-мурзы», который еще при великом князе Василии Васильевиче Темном, в середине XV века, уехал в Москву из Большой Орды и поступил на русскую службу. После смерти секунд-майора Романа Державина (он умер от чахотки, когда его сыну Гавриилу было всего 11 лет) осиротевшая семья, у которой было всего 60 душ крестьян и множество долгов, сильно бедствовала.

Юноше пришлось очень быстро повзрослеть. В 15 лет мать отдала его в гимназию в Казани. А в 18 лет поступил на военную службу. В Петербурге ему посчастливилось попасть в Преображенский полк — именно тот, который стал опорой восшествия на престол Екатерины II в 1762 году.

В 1773—1775 годах Гавриил Державин лично участвовал в подавлении пугачевского восстания. Его записи — ценнейший подарок для историков, которые изучали и изучают восстание, поскольку подпоручик Державин собрал подробный материал. А.С. Пушкин, когда писал «Историю Пугачевского бунта» и «Капитанскую дочку», во многом опирался на материалы, собранные Державиным.

В 1777, прослужив 15 лет, он вышел в отставку и поступил на гражданскую службу — статским советником в Правительственный сенат.

В 1783 году была основана Императорская Российская академия — Г.Р. Державин был ее членом. Вместе с Д.И. Фонвизиным и другими крупными деятелями науки и образования Гавриил Романович участвовал в составлении и издании первого толкового словаря русского языка.

Г.Р. Державин — чиновник

К этому моменту он уже набрал серьезный вес при дворе и показал себя активным и талантливым управленцем. В 1784 году, как он ни просился на службу в Казань, Екатерина личным указом направила его в только что образованное Олонецкое наместничество — в Карелию, правителем. В Петрозаводске, в глухих карельских лесах, он организовал губернские учреждения (административные, финансовые, судебные), открыл первую в губернии казенную больницу и аптеку, начал составлять карту наместничества, лично проехал на лодках и лошадях 2 тысячи километров, чтобы осмотреть весь свой край… Он же и подготовил открытие Олонецкого Главного народного училища в Петрозаводске. Державин был уверен: «Государственный человек более других сограждан должен быть одушевлен, движем и руководствован любовию к Отечеству».

Через 2 года его направили наводить порядок в Тамбовское наместничество.

В 1791 Г.Р. Державин стал кабинет-секретарем Екатерины. Это был очень высокий и важный пост — кабинет-секретарь заведовал всеми делами императрицы, управлял ее личной канцелярией. Но долго он в своем «кресле» не продержался — слишком суров был к власть имущим и в первую очередь к самой Екатерине. Через 2 года его наградили орденом и благополучно уволили — перевели в сенаторы с производством в тайные советники.

С 1802 по 1803 занимал пост министра юстиции Российской империи. Г.Р. Державин, кстати, был первым, кто предлагал принять закон о взяточничестве в России. И уже оттуда, будучи уже пожилым, был уволен в отставку и освобожден от всех государственных постов.

Немало послужив Отечеству, он уехал в свое имение Званка (в Новгородской губернии). Писал стихи и мемуары, наблюдал птиц и жил в свое удовольствие до 1816 года.

Г.Р. Державин — поэт

Стихи писать Державин начал в 1772 году. Через 10 лет он сочинил одно из своих самых известных произведений — оду «Фелица», посвященную Екатерине II. Название поэт взял из педагогического сочинения императрицы — «Сказки о царевиче Хлоре». В его стихотворении «царевна киргиз-кайсацкия орды» превратилась в идеал просвещенной правительницы, матери народа. Тогда и пришла к нему литературная слава. Его считают представителем русского классицизма, самым сильным и зрелым, продолжателем Ломоносова и Сумарокова. Его стихи уже более понятны современному читателю, по сравнению с предшественниками, менее выспрены.

Г.Р. Державин пишет и о государстве, и о человеке. Создает лирику и философию. В стихотворении «Снегирь» он оплакивает смерть Александра Суворова.

При императоре Александре I он создал оды «Бог», «Вельможа», «Водопад».

Поэт присматривался к талантливой молодежи.  Уже в почтенном возрасте он продолжал интересоваться образовательными учреждениями, и знаменитая встреча с юным Пушкиным в Царскосельском лицее — не художественный вымысел, а действительно происшедшее событие. 71-летний корифей русской поэзии приехал в лицей принимать экзамены у учеников 8 января 1815 года, и 15-летний Саша Пушкин прочел ему свои стихи.

Иван Пущин, соученик и друг детства Пушкина, рассказывал об этом так:

«Державин державным своим благословением увенчал юного нашего поэта… Когда же патриарх наших певцов в восторге, со слезами на глазах бросился целовать и осенил кудрявую его голову, мы все, под каким-то неведомым влиянием, благоговейно молчали».

Интересно, что во второй половине XIX века произведения Державина в России популярны не были. А вот в начале XX поэты Серебряного века обратились к нему вновь.

Последним произведением Гавриила Державина стало неоконченное стихотворение «Река времен в своем стремленьи…». В 1816 году поэт скончался в своем новгородском имении Званка.

Река времён в своём стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остаётся
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрётся
И общей не уйдёт судьбы.
1816 г.

Источники: Губаева, Людмила Державин: поэт, вельможа и очень неудобный человек / Людмила Губаева // Реальное время, 2022. — Текст : электронный. — URL: https://realnoevremya.ru/articles/267255-derzhavin-poet-velmozha-i-ochen-neudobnyy-chelovek. — (дата обращения: 13.07.2023);

Гавриил Державин // Культура. РФ : сайт, 2013-2023. — Текст : электронный. — URL: https://www.culture.ru/persons/8946/gavriil-derzhavin. — (дата обращения: 13.07.2023)

Александр Николаевич Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве. В раннем возрасте потерял мать и отца. С юных лет мальчик бредил театром. Бегал на спектакли и концерты, проявляя немалую изобретательность, чтобы попасть туда, иногда ему и самому доставались небольшие роли в любительских постановках. Мечта о том, чтобы стать артистом, не покидала его никогда. И, скопив на дорогу немного денег, Вертинский отправился из родного Киева покорять Москву.
Однако, в столице молодого «гения» никто не ждал, здесь с избытком хватало и своих «непонятых». Попытка поступить в школу МХАТа закончилась неудачей – сам К.С. Станиславский, услышав его отчаянное грассирование, категорически отверг его, как будущего артиста.

В столице закружилась богемная жизнь — барышни, шампанское, и модный в те годы, наводнивший столицу, кокаин…

Александр Вертинский вспоминал, что однажды увидел, как в трамвай, в котором он ехал, заскочил бронзовый Пушкин, сошедший с пьедестала, и даже пытался купить билет. Поняв, что это галлюцинации, и кроме него Пушкина никто не видит, испугавшись, что сходит с ума, Вертинский решил избавиться от пагубной привычки. И вскоре записался добровольцем на фронт — в то время уже шла Первая мировая война. Его определили санитаром на поезд, вывозящий раненых с фронта.

В таких условиях, видя каждый день боль и мучения людей, он быстро забыл о своих депрессиях. Одних только перевязок ему пришлось сделать несколько десятков тысяч. Пытаясь облегчить страдания раненых, он читал им письма, устраивал для них выступления, на которых сам пел. Так прошло почти два года.

В начале 1916 года Александр вновь вернулся в Москву. Здесь он начинает выступать с собственной программой, явившись зрителям в образе печального Пьеро — мертвенно-бледное лицо с большими грустными глазами, ярко-красный рот. Эффектные взмахи рук дополняли образ во время исполнение грустных песенок, которые сам артист называл «ариетками Пьеро».

К новоявленному артисту пришел неожиданный успех, он стал знаменитостью.

«Поэт я был довольно скромный, композитор тем более наивный! Даже нот не знал, и мне всегда кто-нибудь должен был записывать мои мелодии. Вместо лица у меня была маска. Что их так трогало во мне?» — удивлялся артист.

Вначале А.Н. Вертинский выступал в традиционном для Пьеро белом костюме, но, став со временем более ироничным и язвительным, посчитал для себя более подходящим черный цвет.

К 1917 году он перестал прятаться за маску, которая на первых порах помогала ему скрывать волнение, и стал выходить на сцену без всякого грима, одетый в черный фрак, с которым контрастировала ослепительно белая манишка, очень удачно дополнял костюм цилиндр.

Тем временем Россия вступает в страшную полосу — начинается революция и братоубийственная война. После гибели трехсот юнкеров, защищавших московский Кремль, Вертинский написал одну из лучших своих песен — «То, что я должен сказать»:

Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!

По поводу этой «контрреволюционной» песни Вертинского вызвали в ЧК. Он не мог понять: «Это же просто песня. И потом, вы не можете запретить мне их жалеть». Ответ был весьма красноречивым: «Надо будет — и дышать запретим».

«Тут шумят чужие города…»

Белая армия отступала на юг, там люди еще жили надеждой на счастливую развязку. Подался туда по примеру многих артистов и Александр Вертинский. Выступать он продолжал и на юге.

Но счастливая развязка так и не наступила. В 1920 году Вертинский покинул Россию, как оказалось, на долгие 23 года.

Его жизнь в эмиграции, начавшаяся с Константинополя, представляла собой бесконечную круговерть городов и стран. Гонимый непонятной тоской, Александр Николаевич объездил с концертами весь мир.

Его жизнь за границей казалась вполне благополучной, лишь песни выдавали истинное душевное состояние артиста.

Одна из них – «Чужие города». Из стихотворения, написанного в 1932 году Раисой Блох, Вертинский убрал несколько строк, заменил некоторые слова, и написал к нему музыку. Вышла очень проникновенная песня:

Принесла случайная молва
Милые, ненужные слова:
«Летний сад, Фонтанка и Нева».
Вы, слова залетные, куда?

Там шумят чужие города,
И чужая плещется вода,
И чужая светится звезда.

Вас ни взять, ни спрятать, ни прогнать.
Надо жить – не надо вспоминать,
Чтобы больно не было опять
И чтоб сердцу больше не кричать…

Это было, было и прошло,
Все прошло и вьюгой замело,
Оттого так пусто и светло.

Вы, слова залетные, куда?
Там живут чужие господа,
И чужая радость и беда,
И мы для них – чужие НАВСЕГДА!

Последней страной в череде долгих скитаний артиста стал Китай, где также обосновалась большая русская диаспора. В Шанхае уже немолодой Вертинский познакомился с юной грузинской княжной Лидией Циргвава. Несмотря на большую разницу в возрасте, они поженились, и вскоре у них родилась дочь Марианна.

В 1937 году поэту разрешили вернуться на Родину. Только в начале ноября 1943 года Вертинский с семьей, покинув Шанхай.  В Москве родилась дочь Анастасия. Своим детям Вертинский посвятил песню «Доченьки».

Но жизнь здесь оказалось не  такой, как он ее рисовал в мечтах. Выступать в столице и крупных городах ему не давали, а посылали 60-летнего артиста в самые отдаленные уголки страны, невзирая на жару и холод. Неизменным его спутником в этих поездках был аккомпаниатор Михаил Брохес.

За 14 лет гастрольной жизни, объездив страну вдоль и поперек, исполнитель дал около 3000 концертов, собирая при этом полные залы. Но официального признания ни сам Вертинский, ни его песни так и не получили. Пластинок с записями его песен, считавшихся совсем ненужными для того времени, не выпускали, услышать их по радио тоже было нельзя, молчала о А.Н. Вертинском и пресса.

В свободное от выступлений время Александр Вертинский снимался в кино. В 1950-х годах с его участием вышли ленты «Анна на шее», «3аговор обреченных», «Великий воин Албании Скандербег» и другие.

А он продолжал выступать, до самого последнего дня жизни. Ленинградские гастроли в мае 1957 года стали для артиста последними. Там, в гостинице «Астория», Александр Вертинский умер от сердечного приступа в возрасте 68 лет.

Источники: Великий шансонье Александр Вертинский: Превратности судьбы «Поэта, странно поющего свои стихи…» // Культурология, 2018. — Текст : электронный. — URL:  https://kulturologia.ru/blogs/051018/40748/. — (дата обращения: 21.03.2023);

Александр Вертинский // Минкультуры России : сайт, 2013-2023. — Текст : электронный. — URL: https://www.culture.ru/persons/9858/aleksandr-vertinskii. — (дата обращения: 20.03.2023)

Семён Кирсанов – русский советский поэт, автор самой одесской песни – «У Черного моря…» По мнению современников, он увековечил бы свое имя, сочини только эти строки, ставшие визитной карточкой Леонида Утесова.

«Есть море, в котором я плыл и тонул;
И на берег вытащен к счастью.
Есть воздух, который я в детстве вдохнул,
И вдоволь не мог надышаться!»

Семён Исаакович Кирсанов родился 18 сентября 1906 года в семье портного. Он и сам потом всю жизнь прекрасно шил. Учился в гимназии, затем на филфаке. В юности в тетрадях С. Кирсанова появляется неуемное словотворчество и интерес к Древней Руси — в особенности аллюзии на «Слово о полку Игореве», звучанием которого юный поэт был совершенно зачарован — а разгадку, кажется, пытался найти в хлебниковском будетлянстве. Названия сборников юного поэта — вполне будетлянские: «Содружество растений», «Ратибор», «Горечадь», «Радояст», «Рог. Гор». Издавать сборники ему не удавалось: в городе не было бумаги. Но идеал был один — Владимир Маяковский.

Когда в 1924 году В. Маяковский приехал в Одессу, на перроне его встречал худенький юноша. Представился членом местного отделения «Левого Фронта Искусств». Так началась их дружба. Маяковский помог Кирсанову перебраться в Москву, где начинающий поэт погрузился в самую гущу литературной жизни. Дружил с четой Брик и Асеевым. Вместе с знаменитым футуристом выступал в разных городах страны. Наставник был требователен, мог резко выдать: «Вы, Сема, такую ерунду написали».

Семён Кирсанов всю жизнь корил себя за то, что не смог предотвратить гибель своего старшего друга. Известный писатель и журналист Михаил Розенфельд рассказывает о те событиях так:

«Наверное, никто так глубоко не пережил самоубийство Владимира Владимировича, как Семен. В день похорон он «стоял взъерошенный у печки (на таганской квартире, куда привезли тело погибшего) и так рыдал, прямо как маленький ребенок… совершенно безутешно».

Первая книжка С. Кирсанова, «Прицел. Рассказы в рифму», вышла в ГИЗе в 1926 году. Вторая, «Опыты», — в 1928-м. После нее он стал знаменит. Грузинские поэты позвали его в Тифлис, где он прожил с марта по июнь 1928 года. В том же году Кирсанов принял участие в задуманном Алексеем Крученых сборнике «15 лет русского футуризма».

В годы Великой Отечественной войны

В войну Семён Исаакович был корреспондентом армейских газет, руководителем выпускавшей «Окна ТАСС» бригады. И это была очень ответственная работа, ведь «в «Окнах» каждое слово должно было быть многократно взвешено…»

Газета «Труд» командировала его в 1945 году на Нюрнбергский процесс. Одна из самых известных поэм, написанных С.И. Кирсановым в то время, – это «Небо над Родиной». В поэме были необыкновенные герои – Земля, Небо, Облако, Низкие Обрывки Облаков, Вихри, Летчик, Мотор – до Кирсанова так никто не писал. Поэт придумал и создал цикл листовок, написанных рифмованной прозой. Первая из них появилась на фронте в сентябре 1942 года. Вот как описывает поэт бойца, создав собирательный образ простого русского солдата:
«Роста Фома невысокого, карий взгляд, говорит он маленько окая, на вологодский лад… Глаза хитроватые, зубы красивые и усы седоватые, сивые. Козью ножку курит, говорит всерьез, а когда балагурит – то смех до слез».

Фома «давал» практические советы солдатам, и они спасли на  фронте не одну жизнь:
«Думаешь, пуля – птица, на живого не садится?.. Достань каску, окрась каску. Если халат бел и чист, тебя на снегу не заметит фашист».

После войны

После войны С.И. Кирсанов переводил Пабло Неруду, Луи Арагона, Назыма Хикмета. Писал глубокие философские стихи.

Опубликовал поэму-мистерию «Война и небо», поэму «Александр Матросов» и драму «Макар Мазай», за которую в 1950 году получил Сталинскую премию III степени.

В 1954 году он выпустил поэму «Вершина», которую считал важным высказыванием о человеческом труде, о смысле творчества, о своей поэтической работе. «Борьба с природой, торжество человеческого духа, дружбы и веры в коммунизм, ничего, кроме пафоса общих мест советской поэзии», — резюмирует содержание «Вершины» Михаил Гаспаров, но замечает при этом, что поэма замечательна по форме.

А в 1970-х в альбом композитора Давида Тухманова «Как прекрасен этот мир» вошла песня на его стихи «Жил был я» и затмила все остальные. Как рассказывают очевидцы, купить этот альбом было просто невозможно.

«Жил-был я,
(Стоит ли об этом?)
Шторм бил в мол.
(Молод был и мил…)
В порт плыл флот.
(С выигрышным билетом жил-был я.)
Помнится, что жил…»

Как и Маяковский в свое время, он охотно помогал молодым поэтам. Евтушенко узнали во многом благодаря Кирсанову, а Вознесенский считал себя его учеником. Кирсанов знал, что смертельно болен, и старался успеть как можно больше. За два года он издал сборники стихотворений, поэмы, романсы, самые известные из которых положены на музыку Таривердиева.

Его запомнили франтом и гурманом, наследником Серебряного века, владельцем редкой мебели и библиотеки с полным изданием Хлебникова, хозяином квартиры, где висят картины Бурлюка. Он торопился жить. Написал раёшным стихом ироническую поэму «Макс-Емельян»; о ней М. Гаспаров писал, что Кирсанову удалось создать новую систему стихосложения, дающую возможность «соединить большие темы и идеи с веселой, неторжественной интонацией». Он много ездил — и иногда привозил из поездок что-то волшебно-прекрасное — «Вальпараисо, Вальпараисо»… Приводил в порядок архивы, издавал неизданное, опубликовал поэму «Зеркала», где зеркала сохраняют все отражения, все помнят, всем предъявят счет…

Семен Кирсанов умер в 1972 году и похоронен на Новодевичьем кладбище. В одном из своих последних стихотворений поэт сказал:

«Жизнь моя,
ты прошла, ты прошла,
ты была не пуста, не пошла…

Самолет улетел,
но светла
в синеве меловая петля.
Но она расплылась и плывет…
Вот и все,
что оставил полет».

У С.И. Кирсанова 66 книг, из которых львиную долю никто не помнит, столько там правоверно-советского, трескучего, ненужного. Зато все помнят «Эти летние дожди». И «Есть город, который я вижу во сне». И «Жил-был я». И «Смерти больше нет» — последнее стихотворение, которое он сам так гулко и значительно читал.

В траве, покрытой листьями,
всю истину узнавший,
цветет цветок единственный,
увянуть опоздавший.
Но ты увянешь все-таки,
поникший и белесый, —
все паутины сотканы,
запутались все осы...
Ты ж, паучок летающий,
циркач на тонком тросе, —
виси, вертись, пока еще
зимой не стала осень!

Источники: Гаспаров, Михаил Леонович Семён Кирсанов, знаменосец советского формализма: [вступительная статья] // Кирсанов, С.И. Стихотворения и поэмы / С.И. Кирсанов. — Москва: Академический проект, 2006. — С. 5-18.;

Лукьянова, Ирина На тонком тросе: Текст [электронный ресурс] / Ирина Лукьянова // Русский мир, 2020. — Режим доступа: https://rusmir.media/2020/02/05/kirsanov. — (дата обращения: 17.09.22);

18 сентября в истории. Семен Кирсанов: Текст [электронный ресурс] // Семья и вера, 2020. — Режим доступа: https://semyaivera.ru/2020/09/18/18-sentyabrya-v-istorii-semen-kirsanov/. — (дата обращения: 18.09.22)

25 февраля 1822 года родился Лев Александрович Мей — русский литератор: поэт, прозаик, драматург, переводчик.

Отец Льва Мея был ранен в Бородинском сражении и умер, когда сын едва достиг восьми лет. Случилось это по пути на юг, в Одессу, куда семья давно мечтала переселиться. В долгой дороге отец рассказывал сыну о войне с французами, успев передать ему понятия о чести, доблести и самопожертвовании ради Отечества.

Внезапная, будто от пули, смерть отца стала первым потрясением для мальчика. В одночасье он остался нищим сиротой. У матери, не помнившей себя от горя, какие-то подонки украли все сбережения, приготовленные для обустройства на новом месте.

Спустя годы Лев Мей принял вызов, брошенный ему подлостью и низостью. Нет, он не пошел, как отец, в армию, а стал русским поэтом, добрым гением. Голос Льва Мея и сегодня слышится в романсах на его стихи, в изумительном переводе «Слова о полку Игореве», в знаменитых операх «Псковитянка» и «Царская невеста» Римского-Корсакова, в литературной основе которых – драмы Льва Мея.

Битвы, подобной Бородинской, в его жизни не случилось, но все дни поэта стали сражением с меркантильностью и нравственной черствостью современников.

Поэт Лев Мей после выпуска из лицея. Фото: иллюстрация из книги Л.А. Мей. Стихотворения. Ленинград, «Советский писатель», 1947 г.

Лишь в отрочестве судьба улыбнулась ему и он оказался в Царскосельском лицее – том самом, пушкинском! В числе старших воспитанников Лев Мей получил шпагу. Воображая себя рыцарем, юноша бесконечно любовался на нее, а прощаясь с Лицеем, посвятил шпаге вдохновенные стихи.

Прости же, подруга, души не волнуй
Своей полосой серебристой –
Скорей наголо! И святой поцелуй
Прими твоего лицеиста...

Вот что рассказала Светлана Васильевна Павлова, специалист по истории Царскосельского лицея, о Мее-лицеисте: «Учился Мей прекрасно, но окончил учебное заведение, как Пушкин, с чином 10 класса. Хорошие успехи в учении не позволили ему занять место среди первых учеников, так как для этого требовалось еще и отличное поведение, а с этими у Мея были проблемы. Однокурсники вспоминали, что в каждой шалости в Лицее или вне его Мей был непременно если не зачинщиком, то одним из главных участников…»

Как и Пушкин, Мей не умел проказничать тайком и, конечно, часто бывал наказан. Но вот причуды судьбы – через десять лет после окончания Лицея поэта назначают инспектором 2-й Московской гимназии. Мей выводит на чистую воду взяточников, требует от гувернеров ласкового отношения к воспитанникам, не позволяет барчукам из богатых семей помыкать мальчиками из семей бедняков. Конечно, поэт наживает врагов и должность инспектора его вынуждают оставить.

Вообще никакая служба ему не дается. За переводы Льву Мею (а он блестяще владел пятью языками) платят намного меньше, чем коллегам. Его драматические произведения запрещаются цензурой. Пытается создать свой журнал – ему со всех сторон чинят препятствия. Деньги, которые он берет в долг, выманивают мошенники. Кредиторы грозятся упечь поэта в тюрьму.

Получив в какой-нибудь редакции грошовый гонорар, он не доносит его до дома – то раздает на улице нищим, то встречает на лестнице соседа, у которого больны дети, и отдает все деньги им, а замерзающей в холодной квартире жене объясняет: «Мы еще молоды и можем перенести временное лишение…» Получив место инспектора в Одесской гимназии, Лев Александрович отправляет в Одессу вещи, но не находит средств на дорогу, и его увольняют за то, что он вовремя не прибыл. Мей просит помощи у Литературного фонда для издания своих стихотворений – ему отказывают. Петербург смеется над ним. По столице ходит шутка: «Увидеть Мея во сне – к банкротству».

• 

• 

• 

• 

В отчаянии за финансовые дела поэта берется его жена, и происходит чудо: созданный Софьей Мей журнал «Модный магазин» имеет успех, и супруги рассчитываются с долгами. Жить бы теперь да жить. Но здоровье Льва Александровича подорвано годами нужды, и он умирает сорокалетним от пневмонии.

Через полвека серебристый отсвет шпаги Льва Мея блеснет в Серебряном веке, когда о забытом поэте вспомнит Александр Блок и выпишет в свой дневник несколько его стихотворений.

Сумерки

Оттепель... Поле чернеет;
Кровля на церкви обмокла;
Так вот и веет и веет -
Пахнет весною сквозь стекла.
С каждою новой ложбинкой
Водополь всё прибывает,
И ограненною льдинкой
Вешняя звездочка тает.
Тени в углах шевельнулись,
Темные, сонные тени
Вдоль по стенам потянулись,
На пол ложатся от лени...

22 марта 1858

Сегодня мы благодарны поэту за возможность наслаждаться прекрасными музыкальными шедеврами, на которые вдохновил самых разных композиторов талант Льва Мея как переводчика и драматурга.

Автор текста: Дмитрий Шеваров