Home » Posts tagged 'художник'
художник
Две книги художника Поля Гогена
Хотели бы вы когда-нибудь хоть на миг убежать из привычного вам мира, сменить обстановку, искать счастье в других краях, изменить свою жизнь кардинально? Вдохнуть благоухание беззаботности, получить заряд энергии, найти возможность творить?
Поль Гоген не был первым, кто решил бежать «от жестокости европейского города».
На занятой французами территории Таити до него уже успел побывать Пьер Лоти; Теофиль Готье проехался по Турции; а еще один соплеменник импрессиониста — поэт Рембо и вовсе отправился в Африку… Хотя провести в плавании шестьдесят три лихорадочных дня — не всякий, наверное, согласился бы.
Когда сорокалетний, непризнанный как художник, Поль Гоген покинул Париж и устремился найти обетованную землю, он верил, что там, можно будет жить без денег и творить прекрасное. С большими надеждами он плыл к берегам французской Полинезии.
Какого же было его разочарование, когда туман рассеялся и он увидел в порту главного города Таити, Папеэти, не живописные хижины, а безобразные кирпичные дома, деревянные строения, в которых располагались кабаки и лавки. Цивилизация вторглась сюда и хозяйничала здесь в не в самых лучших своих проявлениях.
Художник был представлен местному губернатору Лакаскаду. Однако, первое разочарование островного гостя — столица (Папеэтэ): «была та же Европа, от которой я мечтал избавиться» (цивилизация, у губернатора даже свой «толмач» есть).
В надежде найти кусочек своей мечты он отправился в глубь острова. Там местные помогли ему построить бамбуковую хижину, где он какое-то время был счастлив, вдохновенно писал. Но появилась другая проблема — художник к дикой жизни оказывается был плохо приспособлен, что вызывает у него ряд трудностей (как бы он ни пытался скрыть их в своих возвышенных описаниях вроде:
«Золотистое лицо Техаманы озаряло радостью и светом все вокруг. Мы выходили из дома и освежались в ближайшем ручье так же просто и естественно, как в Эдемском саду… Таитянское noa noa пропитало меня насквозь… Я больше не видел различия между добром и злом… Все было прекрасно».
Свои впечатления, чувства и переживания того периода он оставил в письмах и книге «Ноа Ноа» — «благоухание», в переводе с местного наречия.
Хотя считается, что он слишком идеализировал жизнь местных жителей и, наоборот, мрачными красками описал низость и глупость французских чиновников, особенно губернатора острова, в этом, своего рода, дневнике есть впечатления, эмоции, истории, которые помогают нам понять, что чувствовал или хотел чувствовать творец, как он стремился обрести свой рай, любовь и свободу.
Повествование в «Ноа Ноа»– интуитивное, поначалу – совсем бессюжетное, но красочное и сочное. Прекрасно и наполнено всё: небо, ветер, зной, глоток воды, зелень вокруг. Всё явственно, спокойно и завораживающе. В такие то моменты ты и взываешь к древним богам этого мира и вот они перед тобой: солнце, небо, воздух, вода.
Постепенно сюжет начинает закручиваться вокруг отношений Гогена с туземцами, точнее -–с туземкой: то, что потом используется Сомерсетом Моэмом в «Луне и гроше». Но чтобы не происходило – всё повествование необычно живописно и первобытно. Это какая-то непреходящая радость бытия, которой так не хватает жителям севера.
А вот вторая книга Гогена «Прежде и потом», по мнению искусствоведов, порождение мрачности и человеконенавистничества, якобы свойственных Гогену в конце жизни. Это цена, которую Гоген заплатил за свой тропический эдем. «Смеясь, поднимаешься на свою Голгофу, ноги изранены под тяжестью креста; поднявшись, скрежещешь зубами и тогда вновь улыбаешься, отомстив за себя…» (П. Гоген).
«Прежде и потом» — это поток дневниковых записей. Отношения с Ван Гогом, жизнь в Арле. Но вот имена становятся анонимными, автор переходит на намеки, а от намеков – к шифровальной записи, понятной только ему или узкому кругу посвященных. Ты пытаешься разгадать этот шифр: пытаешься понять, что же автор хочет сказать тебе, но постепенно ты понимаешь, что автор давно забыл о тебе – и просто говорит, говорит, говорит то, что хочет сказать. Это уже не книга, а мысли Гогена – перескакивающие с одного на другое по одному ему ведомым законам.
Разница между мироощущением художника в его первый приезд на Таити и в последние годы жизни, несомненно, существует, но она не так уж велика. Гоген, правда, уже не идеализирует жизнь ни самих “дикарей”, ни среди них, он уже не хочет, да и не может смотреть на окружающее сквозь розовые очки, как это было при написании “Ноа Ноа”. Но если вчитаться в те обличающие сроки “Ноа Ноа”, которые художник посвящает буржуазной Европе или нравам и порядкам в Папеэте, то ясно видно преемственность между этими двумя книгами.
Источники: Поль Гоген: Таитянское ноа-ноа пропитало меня насквозь // Армянский музей Москвы
и культуры наций, 2016. — Текст : электронный. — URL: https://www.armmuseum.ru/news-blog/2016/10/12/-. — (дата обращения: 06.06.2023);
В поисках потерянного рая. Ноа ноа. Благоуханный остров Поля Гогена // La frimeuse, 2015. — Текст : электронный. — URL: http://www.lafrimeuse.com/ru/v-poiskax-poteryannogo-raya-noa-noa-blagouxannyj-ostrov-polya-gogena/. — (дата обращения: 06.06.2023);
«Ноа-ноа», «Прежде и потом» Поль Гоген // Литературные заметки, 2018. — Текст : электронный. — URL: https://vk.com/wall-149236020_71. — (дата обращения: 06.06.2023)
Клуб «Алые Паруса Надежды» «Острова духовности и спасения» Свято-Алексеевская пустынь
Видеозапись «Русский Оксфорд» Часть 1.
Видео «Музей естественной истории» Свято-Алексеевская Пустынь» Часть 2
« … Научи, как нам к миру прийти,
Как нам нашу планету спасти?
Надо снова духовность вернуть,
Становиться на праведный путь!»
Жизнь человека в 21-ом веке непроста. Нас поглощает бесконечная суета и погоня за заработком, карьерой, а то и просто опасные сомнительные эксперименты со своей судьбой, если говорить о молодых… Вряд ли, когда еще люди испытывали такое напряжение и усталость, как сегодня. Кажется, что современный ритм жизни уже не оставляет ни времени, ни сил для духовной работы человека. Так можно ли однажды остановиться и найти в душе место для Бога? Где найти эти Острова спасения?
О Свято-Алексиевской Пустыни я слышала давно. В видеорепортаже по телевидению седой профессор рассказывал, что видит в Пустыни прообраз православного академгородка, на что стоявший рядом диакон добродушно заметил: «Вера и наука – два медведя, которые никогда не уживутся в одной берлоге!» Профессор горячо возразил: «А вот у Василенко уживаются! Я, как ботаник, был потрясен тем, что там увидел… Батюшка Петр детей спасает, а мы тут заседаем…»
Через несколько минут о неведомом мне Василенко и таинственной Пустыни спорили уже человек десять. И почему-то казалось, что речь идет о чем-то далеком и, недоступном для нас… Но, как оказалось, недоступное совсем рядом, и вот мы в пути…
Монастырь! Школа! Музей!
Сложно сказать, что такое Свято-Алексеевская пустынь теперь. Монастырь? Не совсем. В пустыни свой полумонастырский устав, но живут здесь не только монахи и монахини. Школа? Да. Вернее много разных школ: классическая гимназия, кадетский корпус, музыкальная школа, физико-математические и естественнонаучные классы. Детский приют? Конечно.
Музей? Музеи здесь тоже есть, и геологии, и археологии, и космоса и музей путешествий и другие.
Христианская община? И это тоже. Православный оазис спасения посреди Пустыни мира! Для многих, так оно и стало… А было? Кроме развалин храма, там ничего не было. Местные бабушки принесли отцу Алексею старинное полотно с ликом Алексия Человека Божия. «Я был поражен, – рассказывает отец Алексий, – ведь это мой небесный покровитель. И случилось это в день его памяти. И храм тут был именно этого святого. Я понял, что оказался здесь неслучайно…» Так началось дело всей жизни иерея Алексия, теперь уже иеромонаха Петра. Матушка Людмила тоже приняла монашество.
В чистом поле на границе с лесом, есть поселение, которому трудно найти определение. В скотном дворе мычат десятки коров, сотня ягнят скачет по загончикам, поросята хрюкают, кони бьют копытами. Село? Но в селах не бывает библиотек на 50 тысяч томов, музеев, экспонатам которых завидуют и столичные хранилища. Наконец, не найдем мы села, где была бы своя классическая гимназия. А здесь — вон она стоит. Французский — с первого класса, с пятого — латынь и греческий, а также все дисциплины, основанные на древних языках. Плюс, разумеется, предметы, преподаваемые и в обычной средней школе. Может, это городок? Однако здесь нет слишком многих примет городской жизни — ни радио, ни телевидения, ни милиции, как нет и клиентов этой службы — пьяниц, воров, рэкетиров… Числом здешнее население едва потянет на один подъезд девятиэтажки — сто шестьдесят душ. Еще особенность места — из самых разных краев собрались сюда люди — из Красноярска, Перми, Москвы, есть даже девочка из Петропавловска-Камчатского. Называется это место, не подходящее ни под какой привычный стандарт. Праведную жизнь ведут здесь члены благотворительной организации — православной обители — Братства милосердия.
А вот и снег с дождем. Тускнеет под низкими облаками еще вчера багряный и золотой лес, все живое жмется к теплу, ищет свет в сумерках. Бесприютно и взглядом блуждать, не то, что ногами.
Встреча первая. Знакомство с Пустынью…
Вот долгожданный поворот на село Новоалексеевка. Наш автобус с усилием тащится в гору. За чернеющими стволами лип виднеется краснокирпичный храм с невысокой мощной колокольней. Вокруг храма рассыпаны полудеревенские и полудачные домики, с пожухлой листвой и кошками на крышах, с заросшими садиками, с ульями под облетевшими яблонями, с верандами.
Узкая аллея старых лип – не прямая, а идущая полукружьем поначалу вдоль пруда, а потом уводящая к храму. Черная фигурка инокини зябко спешит по тропинке.
И вдруг за этой почти древнерусской картиной возникает трехэтажное деревянное здание, построенное в стиле доброй старой Англии. За ним – еще одно такое же, только каменное. Кембридж не Кембридж, но Оксфорд определенно напоминает. Потом мы уже узнали, что эти здания именуются «Старая гимназия» и «Новая гимназия», а английский стиль – дань не столько архитектурной классике, сколько педагогике. Люди, прибившиеся к Пустыни, настолько разные, что они определенно никогда бы не встретились друг с другом. Брошенные дети, бродяги, сироты, оставшиеся без крыши над головой старики, подростки, обозленные на весь мир, сюда прибились и люди устроенные, но уставшие от бессмысленности достигнутого комфорта. Свято-Алексиевская Пустынь рождалась, как ответная реакция деятельного и милосердного сердца на гибель, распад, беспомощность, нищету, уныние, на весь тот мрак, в котором оказалась страна. Пустынь наладила связи с МГУ, МПГУ, геолого-разведочным университетом, с академическими институтами РАН. Профессора стали приезжать в Новоалексеевку читать лекции старшеклассникам. Ребят стали брать в геологические, палеонтологические и археологические экспедиции.
Первых иностранцев, приезжавших в Пустынь, больше всего поражало своеобразие русского пути к высокой духовности: нет канализации и дороги, но есть шесть музеев. Сейчас есть и канализация, и дорога, и даже кулеры с водой в коридорах школ.
Встреча вторая. Библиотека
И вот мы в библиотеке Пустыни. Много мы видели библиотек, но эта! Уходящие под высокие своды книжные шкафы, узкие деревянные лестницы, похожие на корабельные трапы, роскошные модели парусников и главное – тот особенный уют, на который мы так отзывчивы в детстве. Библиотека из снов маленьких библиофилов – возможно, такая снилась отцу Петру в первом классе. Здесь учебник Ф. Поликарпова и первый в России учебник латыни и древнегреческого, «Арифметика» Магницкого и двухтомник Платона 16 века, издание гомеровской «Одиссеи» 16-ого века, на греческом и латинском, и старейшее издание Н. Карамзина «История государства Российского» — массивное, с кнопками-застежками.
Затаив дыхание смотрим на раритеты, и чтобы как-то успокоиться, сели полистать журналы, выходящие в Пустыни. Это — «Схолии» — научный, публицистический и художественный альманах. Тираж 15 экземпляров…
За окнами сырость, здесь – уютный свет настольных ламп, огромный глобус, таинственно светящийся изнутри и, непременно, зовущий в путешествие… До десяти вечера светятся высокие окна библиотеки. Тихо. И в этой тишине кажется, что книги не шелестят, а вздыхают, шепчутся…
Встреча третья. Музеи
А теперь в музеи! Поразил музей с коллекциями раковин, она такой красоты и многообразия, словно ее подарил музею Синдбад-Мореход. Есть даже отпечаток скелета морского ящера на камне!
А коллекция бабочек и кузнечиков со всех континентов, которая может соперничать с зоологическими музеями Лондона и Парижа! А коллекция минералов! Есть очень интересные образцы необыкновенной красоты! А собрание русских деревянных прялок, столь разнообразное, что, описывая эти чудесные творения, можно писать диссертации о русской этнографии. А какая коллекция чучел, такое количество, на таком небольшом пространстве! Есть даже кабинет космонавтики.
Федор Конюхов, наш великий путешественник, тоже обосновался здесь. У него есть свой кабинет, куда он приезжает в редкие свободные дни, теперь он продолжает свои путешествия по свету, но уже с христианской миссией — он рукоположен в сан священника.
За храмом Алексея Божьего человека, на отлете от всех других строений – деревянная часовня. Она поставлена на средства Федора Конюхова в память обо всех погибших путешественниках. В часовне горит неугасимая лампада и читается Неусыпаемая Псалтырь…
Кстати, Федор Конюхов занимается иконописью и пишет книги для детей. Иллюстрирует книги сам. Над его рабочим столом, у окна, висит написанная им икона Николая Чудотворца, у которого в руках парусник и мыс Горн, самая южная точка его путешествий.
В Пустынь мы приехали в праздничный день, побывали в храме на службе, и даже удалось поучаствовать в крестном ходе, который проводится на каждый престольный праздник.
Опыт Свято-Алексеевской пустыни мало кому известен за ее пределами, светскому обществу трудно представить, что священник и настоятель может быть педагогом-новатором.
Вдали на шоссе видны желтые огоньки фар. Всем хорош этот заповедный уголок, только уж очень близка мирская жизнь. Того и гляди, вторгнется в эту размеренность и что-нибудь нарушит…
Надежда Шарова
Клуб «Алые Паруса Надежды»
Клуб «Алые Паруса Надежды» «Тарусские страницы» Часть 1
Видео: К 125-летия М.И. Цветаевой и К.Г. Паустовского
«Места вокруг Тарусы поистине прелестны, они погружены в чистейший легкий воздух… Тарусу давно следовало бы объявить природным заповедником…», — это написал еще К.Г. Паустовский, которому 31 мая этого года исполнилось 125 лет со дня рождения.
Первой из «знаменитых дачников» этого маленького городка была и М.И. Цветаева. 8 октября весь «цветаевский мир» будет отмечать и ее 125-летие. Как же не отправиться в юбилейный год на поклон к «певцам Тарусы»!
Рано утром мы уже в Тарусе. Я всегда удивляюсь необыкновенно чистейшему воздуху в Тарусе, может река ему привносит эти магические нотки?
Мы много путешествовали по Оке, но таких красивых видов не видели нигде. Недаром Таруса с легкой руки Поленова была названа «Русским Барбизоном» — пристанищем многих художников-пейзажистов по аналогии с французским Барбизоном, который находится на таком же удалении от столицы, как и Таруса от Москвы.
Обозначились новые песчаные отмели, которых еще в прошлом году не было, будущие пляжи по обе стороны реки. На Оке снуют туда-сюда пароходики и маторки, открылась навигация…
На главной площади перед собором Петра и Павла и фонтаном экскурсионные автобусы с москвичами и иностранцами. В советское время храм пытались сделать Домом пионеров, и сделали пристройку, теперь здесь расположилась «Тарусская картинная галерея». Нас, как и всех гостей города, встречает неизменный «Владимир Ильич», указывая путь… к фонтану, где мы
Дача Цветаевых в Песочно. 1905 год
встречаемся с гидом у фонтана и отправляемся к памятнику погибшим воинам на высоком берегу Оки. Кстати, самые красивые виды именно, отсюда, на Воскресенскую гору, на бывшую дачу Песочное, которую долгое время арендовала семья Цветаевых. Дача не сохранилась, на ее месте построили пансионат «Серебряный Век», Дом литераторов, совсем недавно установили бюст И.В. Цветаеву.
«Прохожий, остановись!»
Памятник Марине Цветаевой установили лицом в сторону «тропинки с бугорка», по которой они с сестрой Асей любили бегать в Тарусу в дом к своей любимой тетушки «Тьо», в котором в 1992 году открыли музей семьи Цветаевых. Марину стали привозить в Тарусу, когда ей и года не было. Кстати, Цветаевы первыми открыли «моду» для москвичей отдыхать летом в Тарусе. Несохранившаяся дача Песочное. «Полноценнее, счастливее детства, чем наше в Тарусе, я не знаю и не могу вообразить», писала в воспоминаниях Анастасия Цветаева. А находясь в эмиграции, Марина Цветаева писала: «Здесь, во Франции, и тени моей не останется. Таруса, Коктебель, да чешские деревни вот места души моей».
Камень памяти Марины Цветаевой — его часто называют просто камнем Марины.
Это место с видом на Оку запало в душу девочки, в своем очерке «Хлыстовки» («Кирилловны»), написанном в эмиграции Марина написала: «Я бы хотела лежать на тарусском хлыстовском кладбище, под кустом бузины, в одной из тех могил с серебряным голубем, где растет самая красная и крупная в наших местах земляника. Но если это несбыточно, если не только мне там не лежать, но и кладбища того уже нет, я бы хотела, чтобы на одном из тех холмов, которыми Кирилловны шли к нам в Песочное, а мы к ним в Тарусу, поставили с тарусской каменоломни камень: «Здесь хотела бы лежать МАРИНА» ЦВЕТАЕВА» Париж, май 1934. Это было ее литературным завещанием.
Летом 1962 года в Тарусу приехал бедный студент из Киева Семен Островский, который на свои скудные средства решил выполнить Маринино «завещание», в знак уважения. Именно он поставил первый Камень памяти Цветаевой на высоком берегу Оки близ дома, где жила Ариадна Эфрон. Но через несколько дней напуганная «разгулом вольностей» власть уничтожила камень «белогвардейской поэтессе» Цветаевой.
Но в 1988 году на этом месте все, же установили новый Камень с согласия дочери Марины Ариадны. Она прожила трудную жизнь, пережила незаконные репрессии, потеряла всю свою семью и нашла в Тарусе приют своей душе на последние девятнадцать лет своей жизни. Ей здесь было хорошо. Ариадна Сергеевна Эфрон умерла в 1975 году и похоронена на старом городском кладбище Тарусы.
«Певец Тарусы»
На этом кладбище похоронен и еще один знаменитый «дачник» Тарусы Константин Георгиевич Паустовский. На краю обрывистом берегу речки Таруски могила с крестом и камнем — памятник писателю.
Так выглядел домик, который в 1955 году купил Паустовский
Фотография 2017 года
Константин Георгиевич влюбился в Тарусу с первого взгляда, кроме того у него была астма и чистейший воздух Тарусы воскресил его в прямом смысле. Он не ездил сюда на лето, как это делали другие творческие люди, а в 1955 году купил дом на берегу реки Тарусски, и последние 13 лет своей жизни провел именно здесь. «В Тарусе очень хорошо. Окрестности сказочные… места здесь чудесные… В Москву не тянет», — писал Паустовский. Таруса его вдохновляла, он много писал. Его сильный слог, грамотный и богатый на описания русский язык распознается сразу. Паустовский — это классик. А как его уважали и любили жители Тарусы! Сколько он сделал для этого маленького городка! В 1967 году Константин Георгиевич стал первым Почетным гражданином города. А когда он умер, на улицы его вышла провожать вся Таруса, а на город обрушился шквал дождя и мутные потоки воды со всех улиц города устремились в Оку!
Природа оплакивала своего любимца…
В доме-музее писателя К.Г. Паустовского
Стенгазета, которую нарисовали и подарили Константину Георгиевичу его друзья на его 74-ый День рождения.
Дом, где жил Паустовский, несколько лет назад был подарен городу, сейчас в нем музей. Это четыре крошечных комнатки, но с телефоном, единственным в городе, так как Паустовский был писателем общесоюзного значения.
Сирень в саду расцветает к 31 мая- Дню писателя
Вокруг дома огромный сад, который называют «Садом Паустовского». Он всегда поражал гостей своим обилием и разнообразием цветов, которые, сменяя друг друга, цвели с весны до поздней осени. Разнообразие цветов и растений отличали уклад семьи Паустовских от других. И Константин Георгиевич и Татьяна Алексеевна очень любили цветы, и всегда поддерживали сад в красоте и порядке. Сейчас сад у дома по-прежнему благоухает с весны до осени.
В «Саду Паустовского» растет дерево со странными плодами. Это семитычинковый каштан.
Я тут же вспоминаю еще об одной диковинке Тарусы, о которой очень хочется сказать. Это сад-дендрарий агронома Н.П. Ракицкого. Он был ученым-агрономом, поселился в Тарусе в 1926 году. На своем участке он вырастил сад-дендрарий для проведения эксперимента по приживаемости растений разных климатических зон… В том числе и семитычинковый каштан, как на даче Паустовского.
Во дворе произрастают редкие для средней полосы России растения: татарский клен, вечнозеленая магнолия, румелийская сосна, сибирская пихта, серебристая ель, японский бересклет, дикая маслина, белая акация и многие другие. Участок занимает 26 соток и является частной территорией. Нам удалось посмотреть на сад только через глухой забор.
Любимая беседка писателя уже заросла…
В саду у забора над обрывом любимая беседка Константина Георгиевича, в которой Паустовский часто работал. Она спряталась среди таких буйных зеленых кущ, что ее едва видно даже с нескольких метров.
В 2012 году скульптор Вадим Церковников решил сделать приятное Тарусе ко дню города. В знак уважения писателю установил на набережной Оки, на «Аллее знаменитых дачников» памятник Паустовскому с собакой Тобиком. «Мужик с собакой» — так называют этот памятник тарусяне. И это не издевка, просто они его таким помнят: простым, общительным, словом, «своим среди своих».
У памятника поэтессы Беллы Ахмадуллиной на набережной Оки
У памятника еще одному «певцу Тарусы» — художнику В.Э. Борисову-Мусатову
«Все так же катится Ока…»
Низкий поклон людям, которых вдохновляла и до сих пор вдохновляет Таруса…