Герман Борисович Гоппе родился 20 января 1926 года в Ленинграде. Его отец — инженер-конструктор Борис Христианович Гоппе — в 1939 году был приговорен к 10 годам заключения «без права переписки» и погиб в заключении. Реабилитирован посмертно (1957). Мать — Зинаида Константиновна Хохолькова умерла в 1944 году в блокадном Ленинграде.
В 1941 году Герман Гоппе вступил добровольцем в Комсомольский полк противопожарной обороны. В декабре 1942 года, подделав свидетельство о рождении и досрочно получив паспорт, был призван в ряды РККА участвовал в боях на Ленинградском и 1-м Прибалтийском фронтах.
Как русскому немцу воевалось на фронтах Великой Отечественной, рассказывает Г.Б. Гоппе: «До войны я на фамилию не обращал внимания. В Петербурге было много странных фамилий, к ним привыкли, я не задумывался над этим. Впервые я понял что такое моя фамилия, да еще в сочетании с именем — в сорок третьем году.
Я воевал на Пулковских высотах, и, совершенно случайно, мне в руки попал «Огонёк» со стихами Маршака и фотографией немецкого кладбища. На фотографии видны были березовые кресты с фамилиями погибших немецких солдат и я прочел напечатанные там стихи:
Жил ефрейтор Германа Гоппе,
Он прошел по всей Европе.
А дойдя до наших мест,
Получил на память крест.
Потом я выяснил, что фамилия Гоппе в Германии распространена так, как у нас распространенные фамилии Иванов, Петров, Сидоров, И что встречи еще предстоят. И они действительно были. Особисты на это внимания не обратили, да и что там внимание на солдатика обращать, не до этого было. А потом ко мне попривыкли, и друзья появились.
Эти встречи продолжались. В 1943 году я сопровождал экипаж сбитого немецкого «юнкерса» в штаб бригады. Привёл экипаж, сдал, сижу на лавочке, жду очередного приказа. Тут выходит дежурный офицер и говорит: «Ну ты даёшь! Герман Гоппе привел Германа Гоппе». Оказывается, командир этого «юнкерса» был Герман Гоппе».
Г.Б. Гоппе был тяжело ранен в висок. В сентябре 1944 в звании сержанта демобилизован по ранению, получил инвалидность 1-й степени.
27 октября 1944 года Герман Гоппе — автоматчик 22 стрелкового полка 201 стрелковой дивизии — награждён Орденом Красного Знамени. Позже — Орденом Отечественной войны I степени.
* * * А правда смягчается даже честнейшей строкой. И хочешь не хочешь - война все равно приукрашена. Ты словно в санбате. И память глядит медсестрой. И шепчет тебе, что окончилось самое страшное (Г.Б. Гоппе)
В 1951 году окончил вечернее отделение Ленинградского педагогического института им. А. И. Герцена.
Первые публикации Германа Борисовича относятся к 1948 году: рецензии, статьи, стихи в газете «Смена». В 1961 году вышла первая книга Г. Гоппе «Анхилита», поэма о девушке, эвакуированной в Ленинград из охваченной войной Испании.
Автор свыше 20 поэтических сборников, из которых в «Детгизе» (впоследствии «Детская литература») вышли «Анхилита» (1961), «Великий и простой» (в соавт. с В. Верховским, 1962), «Костры» (1965), «Волшебная кобура» (1967), «Без тебя не победить» (1970), «Взвод моего детства» (1973), «Воробей, Пингвин и Рыжик» (1984) и др.; в «Лениздате» — «Солдатская память» (1981), «... И навсегда» (1985); в «Советском писателе» — «Прикосновение» (1985), «Взаимность» (1985), «Мы все равно виновны» (1990).
В детской поэзии Гоппе много пафоса и столь же много искренней памяти. Герои трех сказочных историй книги «Воробей, Пингвин и Рыжик» — животные. Действие первой происходит в блокадном Ленинграде; второй — в Антарктиде; третьей — на рыболовецком траулере, но все они — о настоящей, верной дружбе. В самое сердце проникают стихи поэтического рассказа о мальчишках блокадного Ленинграда «Взвод моего детства».
В 1958—1980 работал литературным консультантом ленинградской молодёжной газеты «Смена», вёл рубрику «У нас на поэтической пятнице». С 1971 член Союза писателей СССР. В 1977—1989 референт Ленинградской писательской организации, возглавлял Комиссию по работе с молодыми литераторами, в 1973—1991 вёл Литературное объединение при Дворце культуры им. Ф. Э. Дзержинского.
«Это был замечательный педагог, не представляю себе лучшей литературной школы. Мне кажется, то, что он дал нам, своим ученикам, стоит нескольких литературных институтов. Он железными гвоздями вколачивал в нас главное: умение смотреть на собственный текст со стороны, глазами читателя. Он учил нас чувствовать звучание слова (важнейшее умение не только в поэзии, но и в прозе). Да всего сейчас и не разложишь по полочкам: наука, полученная от Гоппе, давно стала частью собственного сознания» Захар Оскотский, российский писатель, прозаик и публицист, член Российского Союза профессиональных литераторов.
Много лет Гоппе занимался историей Санкт-Петербурга ХVIII–ХIХ вв., работал в городских архивах, сотрудничал с детской редакцией ленинградского радио. В 1990–98 регулярно участвовал в радиопередачах «Заячий остров», выступал с чтением своих очерков по истории города, с рассказами о выдающихся деятелях науки и искусства, чьи имена неразрывно связаны с северной столицей. Значительная часть этих материалов составила его последнюю книгу «Твое открытие Петербурга (заметки на полях истории великого города)» (1995).
Скончался 12 января 1999 года Похоронен на Смоленском кладбище.
Борис Никольский в прощальном слове, опубликованном в журнале «Нева», с которым Г.Б. Гоппе сотрудничал всю жизнь писал: “Он был давним автором и настоящим другом нашего журнала. Поэт-фронтовик, еще юношей ушедший на войну, он навсегда сохранил в своей душе и чувство фронтового братства, и горечь потерь, и радость Победы. Об этом человеке с полным правом можно сказать: он жил честно, он жил достойно”.
Память о поэте — это прежде всего его стихи. Давайте же сегодня еще раз вслушаемся в эти суровые и честные строки.
* * * Старый дом на улице Восстания Девятнадцатый номер трамвая Поворот совершает крутой. Прибываю в девятое мая – Не в победный, а в сорок второй. Сердце сжало внезапным испугом. Узнаю перекрёсток с трудом. Там, где острый отсутствует угол, Плавной линией новенький дом. В прошлый век он вписался тактично. Нет вины у него никакой Пред исчезнувшим домом с кирпичной И почти что слепого стеной. Но к стене этой мама припала, Прикоснулась лицом наугад. Оставалось до булочной мало, Как в той песне – четыре шага. И немного совсем до крапивы, До письма моего, до тепла. Нет, прижалась к стене молчаливо, Из блокады неслышно ушла. И в наследство, в ладони разжатой, Чью-то жизнь обещая хранить, двадцать три на талончиках даты – Послемамины майские дни. …Новый дом рассиялся огнями. Старый в сердце моём затаён. Он стоял здесь как памятник маме. Никакого теперь у неё. * * * Сколько было всего упомянуто и позабыто. Но занозой торчит и забыть не дает Пустячок с ноготок из военного быта, Где ожившая глина расплавила лед. Лошаденки, они по-весеннему пеги, И натянуты жилы, как речки весной. И снаряды в увязшей по брюхо телеге, И вдобавок беспомощный ездовой. Я пытаюсь телегу подталкивать сзади: Нет упора, уходит земля из-под ног. Я луплю лошаденок вожжами, разбухшими за день. - Ну, рваните, - ору им, - последний разок! Пена хлопьями с губ под истошное ржанье. Я над ними палач, беспощадная власть. В те мгновенья нисколько мне было не жаль их. Мне бы только вожжами покрепче попасть. Ах, какими глазами косили они понимающе. И рванули совсем не от боли, что шкуру дерет, Фронтовые мои, оскорбленные мною товарищи, Понимая, что быть иль не быть, но вперед. Я остался на старости лет в неприкаянных. Но чем дальше, тем горестней и горячей Перед вами, давно уж истлевшими, каюсь я. Все другое на совести пусть остается моей. * * * Расставаться с памятью рано, Потому что куда ж ее деть. С каждым годом старые раны Умудряются молодеть. * * * Когда мои друзья-искусствоведы Заводят речь о воспитанье чувств, Страшусь изобретать велосипеды, Внимаю и почтительно молчу. Им знать дано, где ново, где вторично, Как обращаться с гаммой цветовой, Чтоб вызвать кистью запах земляничный И, если надо, дым пороховой. А я гляжу на выписанный бруствер, На красный глаз сверлящего ствола И думаю: пройдя через искусство, Боль оставаться прежней не могла. Чем дальше, тем все ближе и яснее Мы нашу юность видим сквозь года. Пусть копии с нее висят в музеях, А подлинники - с нами навсегда. Архимед К слепым и полузрячим На госпитальный свет, Должно быть, наудачу Забрел к нам Архимед. Не слишком ли? Не слишком. Блокадная пора. Шуршат страницы книжки, Читает медсестра... Когда грабеж повальный, Мечей злорадный звон, Трудом фундаментальным Решил заняться он. В своем саду-садочке, Витая вдалеке, Чертил углы, кружочки На чистеньком песке. Ворвался воин Рима, Ворвался — ну и что ж? Врагу невозмутимо: — Не затемняй чертеж! — К несчастью, воин ведал Одно: тупить свой меч. А мог бы Архимеда Просить, предостеречь. И вывод хитроватый На тыщи лет вперед: Уж выбрал с краю хату, Молчи — и повезет... И замерла страница, Когда сказал сосед: — Кончай читать, сестрица. Оболган Архимед. Хозяин камнепада, Он до последних дней Командовал что надо По-нашему бригадой Тяжелых батарей. — Почти, — добавил некто, Подняв лицо в бинтах, — Точней, он был инспектор В технических войсках. Но главное, ребята, Я утверждать берусь, Что он погиб солдатом, Мудрец из Сиракуз.— Свет от коптилки замер, Немногим видный свет. И плакал перед нами Счастливыми слезами Блокадник Архимед.
Источники: Писатели Ленинграда. 1934–81: Биобиблиографический справочник / Авт.-сост. В. Бахтин, А. Лурье. Ленинград : Лениздат, 1982 — 376 с.;
Ленинградские писатели-фронтовики. 1941–45. Автобиографии, биографии, книги / Авт.-сост. В. Бахтин. Ленинград : Советский писатель : Ленинградское отделение, 1985. — 517,[2] с. : ил.;
Советский ветеран Герман Гоппе вспоминает о встрече на фронте с врагами-однофамильцами // Несокрушимая и легендарная, 2018. — Текст : электронный. — URL: https://dzen.ru/a/W4Ko3AhVaACqZets. — (дата обращения: 20.01.2023);
Никольский, Борис «Расставаться с памятью рано…» / Борис Никольский // Нева. — 2005. — № 5.