Когда началась Первая мировая война, Николай не только остро переживал, что гибнет цвет нации, но и всячески боролся за то, чтобы это «безобразие» прекратить. Кочкуров отправляется на фронт агитировать солдат в духе большевистского: «Штыки — в землю».

На фронте он начал вести дневник, в который записывал увиденное, услышанное, прочувствованное. Он писал хлестко, быстро, не очень-то заботясь о какой-то сюжетной линии. Писал историю своих современников. Несколько лет спустя, когда Николай Кочкуров (тогда уже Артем Веселый, это один из нескольких его псевдонимов) задумал что-то «подправить», чтобы все выглядело «политературнее», но понял, что все должно оставаться как есть.

«…Грозен — в багровых бликах — закатывался тысяча девятьсот шестнадцатый год. Серп войны пожинал жизни колосья. Церкви и мечети, кирки и костелы были переполнены плачущими, скорбящими, стенающими, распростертыми ниц.

Катили эшелоны с хлебом, мясом, тухлыми консервами, гнилыми сапогами, пушками, снарядами… И все это фронт пожирал, изнашивал, рвал, расстреливал. В клещах голода и холода корчились города, к самому небу неслись стоны деревень, но неумолкаючи грохотали военные барабаны и гневно рыкали орудия, заглушая писк гибнущих детей, вопли жен и матерей.

Горе гостило, и беды свивали гнездо в аулах Чечни и под крышей украинской хаты, в казачьей станице и в хибарках рабочих слободок. Плакала крестьянка, шагая за плугом по пашне. Плакала горожанка, уронив голову на скорбный лист, на котором — против дорогого имени — горело страшное слово: «Убит». Рыдала фламандская рыбачка, с тоскою глядючи в море, поглотившее моряка. В таборе беженцев — под телегою — рыдала галичанка над остывающим трупом дитяти. Не утихаючи вихрились вопли у призывных пунктов, казарм и на вокзалах Тулона, Курска, Лейпцига, Будапешта, Неаполя».

Это отрывок из начала его книги «Россия, кровью умытая» — суровой, непричесанной правды о войне. Книги, которая одинаково нравилась всем. И большевикам, и тем, кто после 1919−1920 годов оказался вне России.

В марте 1917 года Николай Кочкуров становится большевиком. После октября он вновь агитатор при Самарском общегородском комитете РКП (б).

 В то время пришлось Н.И. Кочкурову взяться за оружие. Он участвовал в боях с восставшим чехословацким корпусом. Был ранен, попал в больницу, его кто-то узнал и выдал. Писателем Кочкуров мог и не стать, если бы не сбежал от белочехов, выпрыгнув из окна госпиталя.

А несколькими неделями ранее Николая собирались расстрелять чекисты. Одновременно с агитационной работой пока еще не Артем Веселый сотрудничал в нескольких самарских газетах. Как человек, не признающий несправедливости, он написал статью «О злоупотреблениях ЧК и советских органов». «Спас» его мятеж, который поднял 45-тысячный чехословацкий корпус. Фортуна улыбалась веселому Кочкурову. Может быть, и псевдоним поэтому взял — Артем Веселый. Правда, веселье чаще всего было сквозь слезы.

А дальше снова бои, на этот раз против деникинцев. Открылась старая рана. Долечивался Кочкуров в Ефремове, здесь он выпускал газету «Красный пахарь». В том же 1919 году написал свою первую пьесу «Разрыв-трава».

По возвращении в Москву, в 1922 году, вместе с Александром Жаровым и Александром Безыменским организовал литературную группу «Молодая гвардия».

В 1924 году выходит повесть «Реки огненные». В ней видны основные черты литературной манеры автора. Он широко пользуется сказом. «Язык его очень богат провинциализмами, бытовыми речениями, выражениями профессиональных жаргонов. Герой, от имени которого ведется сказ, обычно представитель «вольницы» — партизан, солдат, бросающий фронт, матрос-махновец. Поэтому основа сказа Весёлого — крестьянская, и в нее вплетены слова солдатского, матросского, «блатного» жаргонов. Сказ «взволнован», приподнят. Густота его эмоциональной окраски — и в характерном обилии восклицаний и междометий, и в структуре убыстренной, отрывистой, задыхающейся фразы. Автор старается ее усилить внешними способами воздействия (шрифты, своеобразная разбивка отдельных строк и целых периодов, печатание их, например, в виде расширяющегося книзу треугольника и т. д.)», — читаем в «Литературной энциклопедии», 1929 года.

В Москве Весёлый упорно занимался самообразованием: «Работаю над собой лихорадочно, бешено! Сейчас очень много занимаюсь. Читаю, читаю, читаю, сплю не больше пяти часов», — писал он.

Своего жилья у него не было. Скитался по общежитиям, квартирам знакомых. Затем была служба на флоте. После демобилизации – вновь Москва, поступление в Литературно-художественный институт имени Брюсова.

Студент Кочкуров был человеком независимых взглядов. О прочитанном говорил то, что думал. Например, он всем советовал читать Велемира Хлебникова, о котором критики в лучшем случае не упоминали, либо упоминали в негативном свете.

Николай не только много читал, но и учился читать. В те годы – годы безбожия – многие удивлялись тому, что он никогда не расставался с Библией. Он считал: священная книга заложила основу всей литературы. Верующим Николая Ивановича нельзя назвать, но Библия его вдохновляла. А еще он постоянно читал «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля. По выражению одного из его друзей, «он впитывал в себя из этих томов русское слово – точное и образное».

В 1926 увидел свет роман «Россия, кровью умытая», который автор писал десять лет. Гланой темой его была – Россия, разбуженная революцией и бурями Гражданской войны, роста революционного сознания крестьян и солдат. Рисуя движение народных масс как могучий стихийный процесс, Весёлый не разглядел в нем организованную революционную силу, индивидуальные человеческие характеры, за что и поплатился.

28 октября 1937 года он был арестован, 8 апреля 1838 года он выслушал приговор: как главарь антисоветской террористической организации (куда входили практически все поэты Куйбышевской области) — смертная казнь. В тот же день Артем Веселый был расстрелян.

Арестам подверглись жены и дети писателя, причем Гайра и Заяра были арестованы уже после войны, 22 апреля 1949 года.

Благодаря стараниям Михаила Шолохова и Николая Асеева Артем Веселый был посмертно реабилитирован одним из первых — 7 марта 1956 года.

Пройдет несколько десятилетий и Заяра Весёлая снова окажется в Куйбышеве. На этот раз – в качестве почётного гостя на открытии Музея писателей Средней Волги. Она встречается с людьми, знавшими отца, записывает их воспоминания (см. книгу Заяры Веселой «7−35. Воспоминания о тюрьме и ссылке», изд. «Возвращение», Москва, 2006).

Пройдёт ещё время, история сделает крутой поворот, и  память о средневолжских рабоче-крестьянских писателях, певцах «простонародной революции», окажется ненужной, как и посвящённый им музей, здание которого займёт коммерческая фирма. Сегодня в Самаре нет ни улицы, ни памятника, ни хотя бы мемориальной доски – ничего, что напоминало бы о талантливом уроженце Запанского, внёсшем самарский колорит в большую литературу, о бескомпромиссном приверженце «босой правды» в творчестве и в жизни.

Но написанные им строки остаются и побуждают задуматься:

«Не десять, не двадцать и не тридцать годов живет каждый из нас. Десятки, сотни, тысячи, десятки и сотни тысяч веков за нашими спинами… И наши предки в своих натурах уже носили нас, и мы сейчас носим зёрна их характеров и привычек. В мирозданьи всё проходяще, всё текуче и всё вечно».

Источники: Москаленко, Юрий Артем Веселый: почему, вопреки псевдониму, жизнь писателя была нерадостной? / Юрий Москаленко // Школа Жизни, 2009. — Текст : электронный. — URL : https://www.shkolazhizni.ru/biographies/articles/30865/. — (дата обращения: 29.09.2023);

Ицкович, Михаил Поэт из Запанского. Самарские штрихи к портрету Артёма Весёлого к 120-летию писателя / Михаил Ицкович // Другой город, 2019. — Текст : электронный. — URL: https://drugoigorod.ru/artem_vesely/. — (дата обращения: 29.09.2023).